Философия техники Мартина Хайдеггера

Существо техники покоится в поставе.

Его власть отвечает судьбе исторического бытия.

&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp &nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp &nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp&nbsp Мартин Хайдеггер

Наиболее глубокий и сущностный анализ феномена техники был дан крупнейшим мыслителем ХХ века, немецким философом Мартином Хайдеггером (1889-1976). Поэтому сегодня ни одно серьезное исследование связанное с проблемой техники, не может обойтись без его работ. Вместе с тем надо сразу оговорится, что интерпретация работ этого мыслителя вызывает значительные трудности. Философия М. Хайдеггера занимает особое место в философии ХХ века. Философия техники — одна из наиболее молодых ветвей философского знания философия, занимаясь наиболее общими, фундаментальными проблемами, долгое время не испытывала потребности в изучении проблем техники, не только полагая их не заслуживающими внимания, но и считая, что техника сама по себе не является «предметным полем» философии. Нельзя отрицать того, что некоторые философы (Аристотель, Альберт Великий) уделяли внимание технике — но лишь как естествоиспытатели и изобретатели, а социальные проблемы, порождаемые техникой, с давних времен становились предметом философской рефлексии (так, уже в древнем Китае «Книга о дао и дэ», «Даодэцзин» осуждала использование новых орудий труда, т. е. технический прогресс), но при этом исследовалось само общество, а не технику как самостоятельный феномен. И лишь с осознанием того, что техника в современном обществе является одной из всеобщих детерминант. Приходит настоящий интерес к философскому исследованию собственно техники. В современной философии все больше заявляет о себе мысль М.Хайдеггера о «завершении метафизики». Это проявляется в первую очередь в том, что сам способ онтологического исследования перестает быть определяющим для философской работы, сменяясь на исторически — модифицированные философские техники дискурса. В связи с этим основной акцент смещается с онтологического на историко — философский. Это приводит к тому, что онтология как самостоятельная дисциплина становится достоянием истории, не способная удержать целостность своего предмета, бытия всего сущего, перед редуцирующими эту целостность по узким предметным областям естественными науками. Такое положение дел было бы вполне естественным, если можно было рассматривать онтологию как, например, определенный жанр искусства, имеющий точки своего исторического зарождения, расцвета и, соответственно, гибели. Именно в этом случае онтология могла бы войти в историю философской мысли наряду, например, с учением досократиков. Но это было бы верно только в том случае, если бы онтология была лишь одним из многих способов философского самовыражения философствующего субъекта — и не более. Однако, если рассматривать онтологию в качестве самостоятельной дисциплины, у которой есть свой собственный предмет, то подобное оттеснение ее в историю с необходимостью выявило бы образовавшуюся, вследствие такого оттеснения, пустоту в самом предмете философии. Но именно так и происходит. Онтология обращается к предельным основаниям бытия.[1]

За последние десятилетия в мире произошли кардинальные перемены, и в ряду их следствий мы видим вытекающее из этих перемен игнорирование оснований, эти перемены определяющих. Однако нельзя сказать, что такое игнорирование оснований является следствием какой-либо неосмотрительности или невнимательности к происходящему со стороны тех, кто этими переменами охвачен. Это своего рода безосновательность вызвана самим способом существования, в котором находим мы окружающую действительность сегодня. Дело в том, что причину этих изменений и перемен можно было бы усмотреть в том, что мир перестает делиться на две традиционные части — мир природы и мир искусственный, постепенно переходя к статусу полностью искусственного (или культурного) мира. И сам способ бытия искусственным предполагает в качестве самооснования необходимое отторжение поиска своих оснований, и следовательно, онтологии как самостоятельной дисциплины. По убеждению М.Xайдеггера, угроза человеку идет не только от возможного гибельного воздействия технических новшеств и изобретений — высшая опасность угрожает сущности человека и его подлинному бытию. Обосновывая собственные понятие бытия, М.Xайдеггер в свойственной ему герменевтичной манере обращается к интерпретации древне — греческого термина “фюсис” (природы). “Фюсис” — есть самобытное вырастание, развертывание, выведение чего-то до полноты его существа. Несокрытость — подлинное бытие всякого сущего. Обосновывая “онтологичность”, “метатехничность” сущность современной техники и проясняя ее влияние на судьбы культуры, М.Xайдеггер обращается к этимологии слова “техне”. Древние греки не случайно одним понятием “техне” определяли и ремесленное мастерство, и изящные искусства. Никогда не сводится просто к какому-либо деланию. “Техне” — это не техническая сторона дела. “Техне” — это один из способов раскрытия потаенного, область, где совершается истина бытия. Сущность современной техники — это тоже определенный вид раскрытия потаенного. Специфику способа, каким осуществляет выведение из сокрытости современной техника,М.Xайдеггер усматривает в том, что человек здесь сосредоточивается исключительно на добывающем и поставляющем производстве, внутри которого все действительное — и природа, и сам человек — обнаруживает себя лишь в качестве “наличного состояния”, или “состоящего — в -наличии”. Этот способ раскрытия, который действует внутри современной техники и направляя его на обнаружение всего, что выходит из сокрытости, единственно в качестве объектного “наличного состояния”, М.Xайдеггер обозначает многозначным термином “Gestell”, или по-став. По-став определяет существо современной техники, не представляя собою ничего технического: это не что иное, как «захватывающий вызов», которая заставляет человека ко всему существующему относиться лишь с одной единственной мерой «затребования» или объектного “наличного состояния”. М.Xайдеггер рассматривает технику как некое онтологичное требование, обращенное к человеку и посылающее его на определенный путь бытийствования, обнаружения истины сущего и собственного самораскрытия. В технике цивилизации уже вся природа — воздух, реки, земные недра, почва — поставлена на службу добывающему и поставляющему производству: все извлекается и перерабатывается, накопляется и распределяется и т.д. В бесконечной цепи поставляющего обнаружения уже не может быть и речи о возделывании и заботе. В системе всеобщей полезности нет уже ничего такого, что имело бы ценность само по себе. Вместе с тем подлинная опасность, сам человек еще изначальное, чем природа, затребован в наличное состояние. Человек находится на грани падения, ибо готов сам себя воспринимать просто как нечто состоящее в наличии. Человек уже оказывается неспособным воспринять вызов, обращенный к нему по-ставом. Постав как сущность современной техники подвергает опасности не только человека в его отношении к самому себе и ко всему сущему. Главная опасность по-става заключается в том, что он закрывает для человека саму возможность вернуться к изначальному, полному и сокровенному обнаружению истины бытия и тем самым ощутить свое высшее предназначение в качестве “хранителя”, или “пастыря” бытия. Там, где господствует поставляющее обнаружение, изгоняется всякая другая возможность раскрытия истины бытия, поскольку человек все сущее начинает измерять одной — единственной мерой полезности, затребования, наличности.

Термин Gestell являет собой, если использовать язык Канта, трансцендентальную предпосылку современной техники. Предлагая этот термин, М.Хайдеггер пытается закрепить общезначимое слово, которое, в обычном его значении, переводится как “стойка”, “каркас”, “подставка” или что-то в этом роде. Однако он придает этому термину более глубокий философский смысл. Gestell выражает объединенное содержание тех ориентаций, которые направляют человека, бросают ему вызов, зовут его к раскрытию реального, подобно приказу, к созданию резервов. Корень Stell — основа, от которой образован термин stellendes (устанавливающее, ориентирующее). Gestell означает тот способ открытия, который определяет сущность современной техники, но и сам он не имеет технической природы. Этот каркас, или Gestell, не является частью техники; он является той установкой, которая лежит в самой основе современной техники, пребывает внутри технической деятельности. Проще говоря, этот термин означает техническое отношение к миру. С определенной точки зрения, Gestell является безличностным познавательным “каркасом”. Однако, с точки зрения Хайдеггера, Gestell — нечто более фундаментальное, чем то, что может быть выражено термином “безличностное воление”. И это — наиболее интересное и “интригующее” его утверждение. Gestell не только “полагает” и делает вызов миру, — такого рода идея уже содержат в себе элементы воли — он также ориентирует человека и призывает его самому бросить вызов миру, “творить” мир. “. Таким образом в слове ( не термине как пишет К. Митчем) Gestell (“постав”) заложена скрытая основа, или говоря языком Аристотеля, энтелехия феномена техники. Gestell — это нечто, находящееся вне человека, и его место (в философии Хайдеггера) — бытие. Техника пишет философ — это судьба человека, которую как раз и посылает Gestell, ибо она (техника-судьба) также дарована человеку; человек отвечает зову Gestell своим техническим отношением к миру.[2]

Техника — это не просто человеческое дело, это дарованная человеку способность раскрывать непотаенность. Сутью этого нового способа является “поставление” истины. Отсюда М.Хайдеггер делает свой вывод: сущность техники есть “по-став” (Gestеll). Здесь М.Хайдеггер придает обычному немецкому слову Gestеll то, что как он пишет — может означать: ткацкий станок, мельничный жернов, новое, совсем необычное значение. При этом он ссылается на Платона, который греческому слову “эйдос” что означает “вид”, т.е данность чувственному зрению, придал совершенно иное значение — “идея” т.е. то, что как раз не воспринимается чувственным взором. Поскольку техника, это один из способов дарованных человеку, то существо современной техники ставит человека на определенный (технический) путь раскрытия потаенности. Поставить на тот или иной путь, т.е. послать в него, есть проявление судьбы. Следовательно, техника — это судьба Человека. Но судьба по М.Хайдеггеру — это не принуждение. Только следуя судьбе, человек впервые становится свободным потому, что следовать ей — значит слышать зов бытия. Встать на путь судьбы дело всегда рискованное. В этом М.Хайдеггер видит главную опасность, т.е. судьбу в образе постава. В этом случае человек становится просто некой “наличностью”, мнящей себя господином земли. А это по Хайдеггеру есть отход от сущности человека, ибо человек — это не господин сущего, а пастух бытия. Это первая опасность. Однако, постав подвергает риску не только человека в его отношении к самому себе, но при этом изгоняется и всякая другая возможность раскрытия потаенности. Главная опасность заключается в том, что технический способ обнаружения истины, как некая тотальность, скрадывает тот путь раскрытия тайны, который дает присутствующему явиться в смысле произведения — пойесису. Та опасность, которая подступила к самому существу человека, опасней, чем возможные последствия действия современных машин и аппаратов. Ибо человек теряет иную способность раскрыть потаенное — нечто более изначальное. А в этой способности по Хайдеггеру как раз и заключено существо человека.

По Хайдеггеру существует два судьбоносных способа раскрытия потаенности — производственно-поставляющий, т.е. технический и путем создания произведения, т.е. поэтический. Тем не менее эти способы не смежные. Выход из потаенности есть судьба, которая всегда уже, всегда вдруг, она есть непотаенность, которая захватывает человека, возвращая ему подлинность бытия. Такая подлинность есть поэтический экстаз, и именно он предшествует (исторически) поставу. Современная техника, постав роковым образом заслоняет собою поэзию жизни. Но все же техника таит в себе ростки спасительного, ибо человек сбывается только в событии истины и постав есть такая его судьба. Техника несет в себе опасность и таит ростки спасительного. Как распознать последнее и признательно сберечь его? Существо техники оказалось двусмысленным. Но двусмысленность эта указывает на тайну истины, или, как говорит Хайдеггер, на констелляцию (положение звезд, стечение обстоятельств), звездный ход тайны. Двусмысленность постава состоит в безудержности поставляющего производства и сдержанности спасительного. Констелляция истины, ее двусмысленность есть тайна истины, всматриваясь в которую, мы обнаруживаем опасность и замечаем спасительное. Человеческих усилий не хватит предотвратить угрозу, но человек в силах домыслить, что в указанной двусмысленности спасительное есть высшее в том, что подверглось опасности. Если это так, то есть и некое более изначальное осуществление раскрытия потаенного. Им является “технэ”. Когда-то словом “технэ” обозначали не только технику, но и то раскрытие потаенного, которое выводит истину к сиянию явленности. «Технэ» означало произведение истины в красоту. В древней Греции сущность искусства была не в художественной форме, не в эстетическом наслаждении, ее сущность заключалась в раскрытии потаенности и поэтому оно было “технэ” и принадлежало к “пойесису”. Последнее стало в конце концов именем собственным — поэзией, что означает раскрытие тайны созидательной речью. Но достаточно ли одного анализа этого слова, чтобы понять суть самой техники? Наверное, и это очевидно, что нет. Слово “постав” может получить свое истинное значение только в контексте философии техники М. Хайдеггера, в философии техники в контексте его учения о бытии. Именно такой подход является исчерпывающим истолкованием, т.е. соответствующим герменевтике (философии понимания). Истолкование будет подлинным, соответствующим духу самого Хайдеггера только в том случае, если сохранить язык его философствования.

Строгого и однозначного философского определения самого понятия «техника» не существует до сих пор. Казалось бы, все интуитивно понимают, что такое «техника» — однако, любая попытка дать точное определение сталкивается с невероятными трудностями : например, если под техникой понимать созданные искусственно предметы (артефакты), то как быть, скажем, с городскими постройками? А с картинами и скульптурами? А с производственными отходами? Как быть с породами домашних животных и растений, которые тоже создавались искусственно? И кроме того, о «технике пилотирования» — у летчиков, о «технике игры» — у музыкантов, о «технике чтения и письма» — у школьников младших классов наконец. А ведь наше универсальное определение просто обязано описывать все эти сущности. [3]

Список используемой литературы.

Источник

«Сущность техники» по работе М.Хайдеггера

Выполнила: ст.гр. 598 Семенихина О.А.

* 1. Введение. 3
* 2. Основная часть:

— Техника: от вопроса до господства в цивилизации. 4

— Новое отношение к технике. 6

* 3. Заключение. 9
* 4. Список источников. 10

ВВЕДЕНИЕ
«Человек воспринимает то, что присутствует в круге его восприятия.»

Материальное производство становится более технологическим воплощением науки, результатом использования новых знаний. Даже привычный к чудесам науки и техники человек не успевает адаптироваться к тем трансформациям, которые проявляются в создании огромного числа новых технических новинок.

Становится ясно, что современная технология и техника не является социально нейтральной, их социогенная функция не просто меняет социальную структуру, но и ломает духовно- культурную сферу. Вопрос о сосуществовании техники и человека сегодня встает достаточно остро. Причем идеальным вариантом видится гармония в отношении связи человек- техника.

Отношения человека и природы также сильно пошатнулись с приходом техники, но техника оказывается необходимой человеку.

Действительно, когда рвется естественная связь человека с естественным миром, возникает «разорванность». Мир обнаруживает себя как «разрыв, пробел этой связи». Так возникают искусственные заполнители мест разрыва — «технические инструменты» — шире, «техника» как таковая. На эту «фатальность» значения техники для человека обращает внимание и Ортега-и-Гассет в своих лекциях 1933 г., когда говорит, что «Человек без техники, не является человеком». Другими словами, техника оказывается вмененной человеку.

Различные философы пытались понять что такое техника, что такое человек рядом с техникой и техника рядом с человеком, как они соотносятся, пытались определить понятие и выявить сущность, результатом всего этого должно было стать «освобождение» посредством нахождения истины и размышлений, решение видилось порой в самой постановке этого вопроса- вопроса о технике.

Интерес к технике в философии появляется не ранее 1936 г.

Рассмотрим понимание и объяснение сущности техники Мартином Хайдеггером, немецким мыслителем, который оказал огромное влияние на философию 20- го века.

Его направление относят к феноменологии, герменевтике и фундаментальной онтологии. Произведения Хайдеггера имели большой успех при его жизни и продолжают оказывать неослабевающее влияние на современность.
Техника: от вопроса до господства в цивилизации.

В работе «Пролегомены к истории понятия времени» Хайдеггер уже ясно очерчивает свою позицию в отношении понимания места техники в человеческом мире. Познание, — полагает Хайдеггер, — отнюдь не главный и не единственный способ связи человека с миром (бытия-в-мире). Следовательно, существуют и другие формы такого бытия-в-мире, среди которых теперь видное место занимает техника. То есть наравне с наукой, искусством и философией, «техника» выступает способом обнаружения бытия сущего. Сам мир открывается человеку (Вот-бытию) так, что всякая данность есть отсылка к этому же вот-бытию. Отношение вот-бытия к миру носит, поэтому, характер «озабоченности». «Бытие к миру», попросту говоря, есть «забота» (Die Sorge). Забота о пропитании, о продолжении рода, о безопасности, о познании и т. д

Значения вещей прямо связаны с миром человеческой озабоченности. «Именно озабоченное бытие-в-мире, а не какое-либо стремление к изолированному познанию, устанавливает знаки, и только потому, что мир неотчетливо обнаруживает себя в отсылках». Окружающий человека мир озабоченности называется «миром труда» (Werkwelt). Как возникает мир труда? Откуда его корни?

Есть два суждения, служащие ответом на вопрос, что такое техника:

Первое- « Техника есть средство для достижения целей» Второе- « Техника есть известного рода человеческая деятельность. По средством этой деятельности возникают различные орудия труда, а уже совокупность этих орудий и есть техника.

«Она сама есть некое орудие. »

Итак свое объяснение сущности современной техники Хайдеггер начинает с вопроса о том, в каком отношении находится техника к самой сущности техники. Ведь, например, сущность дерева не есть нечто «деревянное», отмечает Хайдеггер, следовательно, «. сущность техники также не есть нечто техническое». В то же время, техника не есть и нечто нейтральное, как полагают многие, связывая ее понимание либо с техническими средствами, либо с человеческой деятельностью, использующей эти средства. Это инструментальное и антропологическое определение техники. Конечно, в технике присутствуют обе эти стороны, и такое определение техники было бы правильным. Однако «правильность», по мнению Хайдеггера, следует считать обоснованной только тогда, когда она ведет к сущности и способу ее обнаружения — истине.. А инструментальное определение не приводит нас к этому. Почему? Потому, отвечает Хайдеггер, что мы находимся во власти инструментального определения. Чтобы освободиться от этой власти, нам следует понять, что есть «инструментальное» само по себе. Ведь всякое средство, в сущности, есть то, что приспособлено к достижению определенной цели, ради которой нечто перерабатывается. Здесь и обнаруживается, что действие, совершаемое с некоторой целью, называется причиной. Это «деятельная причина», получившая ранее латинизированное название causa efficiens. Именно этот тип каузальности, по мнению Хайдеггера, лежит в основании инструментального объяснения техники. Обращаясь к аристотелевской классификации причин, Хайдеггер говорит, что ни деятельная причина, ни три других никогда ни у самого Аристотеля, ни у его современников не понимались в том смысле, которым причинность стала наделяться в сознании Нового Времени. Для греческого сознания причина это не «то, что делается с чем-то». Греки понимали под «причиной» — aition. Но aitia нельзя переводить как causa или немецким Ursache. Её следует переводить как «ver-an-lassen», что было бы близко русскому «распоряжение». И всякое такое распоряжение есть «Her-vor-bringen», то есть «про-из-ведение» или по-гречески — poihsiV (творчество). Но именно так открывается jusiV. «jusiV,- говорит Хайдеггер,- есть тоже poihsiV в высшем смысле». Про-из-ведение приводит нечто из сокрытости в несокрытость. Поэтому-то «про-из-ведение» есть одновременно и Ent-bergen — «рас-крытие», то есть как раз то, что греки называли словом alhqeia, а мы называем «истиной». Следовательно, заключает Хайдеггер, техника не есть просто средство, техника — это способ раскрытия. Античная tecnh, поэтому, была связана с познанием и способом рас-крытия истины, а не «выделыванием чего-то ради некоторой цели».

Все в окружающем мире приводится этой техникой в наличное состояние (Bestand) как предназначенное к поставке чего-то ради чего-то. Главная особенность современной техники заключена в том, что это «наличное состояние» не есть нечто внешнее человеку как противостоящий ему предмет (Gegenstand). Bestand есть способ осуществления и техники, и самого человека, поэтому Bestand как таковой оказывается незаметным. Хайдеггер спрашивает: кто осуществляет эту поставленность, делая ее непотаенной? Очевидно, что человек! Однако, замечает Хайдеггер, как Платон не создавал «идей», в форме которых человеку в античности открылась сущность сущего, также точно и современный человек не создает «техники», в которой ему открывается непотаенное. Современная техника меньше всего есть «дело рук человеческих»

Каждый вызов, обращенный к человеку, приуготавливает его для поставленности. Это приуготовление настраивает человека на то, чтобы всю действительность привести в наличное состояние. Вот именно этот приговор (Ausspruch) бытия, который вменяет человеку сосредоточиться на том, чтобы самораскрыться в приведении всего к наличному состоянию Хайдеггер и называет термином Gestell. Поставляется все, что попадает в круг растворенного бытийного пространства: природа, недра, космос, наконец, сам человек.

Ge-stell не есть, поэтому, ни деятельность человека, ни простое средство, обслуживающее такую деятельность. И вот в этих условиях господства Ge-stell человек возомнил себя «главным действующим лицом» и «творцом» технической цивилизации. Здесь-то его и подстерегает опасность. Ведь в «момент» осознания своего господства над окружающим миром человек, в действительности, оказывается не видящим самого себя в самом себе, ибо он сам оказывается во власти Gestell.

Так у человека возникает убеждение, что он направляется в истории туда, куда ему заблагорассудится. В действительности, согласно Хайдеггеру, дело обстоит иначе. Приход в современный человеческий мир господства техники не был капризом или желанием человека. Не было оно и чудачеством некоторой группы людей. Это было бы поверхностное понимание существа господства «технического».

Наоборот, сам «глобальный план технического овладения бытием» есть событие открытия потаенности бытия. «. за безраздельным торжеством субъекта, — говорит Хайдеггер, — все труднее заметить, что и в новом и небывалом размахе своей деятельности современный человек тоже всего лишь отвечает на неслышный вызов бытия». Другими словами, господство техники в современной человеческой цивилизации есть такая данность «бытийного пространства», которая как «субструктура» перестроила самого человека, сделав его пригодным для господства представленности мира.

Новое отношение к технике

Хайдеггером обрисован важный аспект нового отношения к технике. Он говорит о том, что в наше время технику либо ругают, либо боготворят, либо боятся. Эти подходы не устраивают Хайдеггера, к тому же он предостерегает нас от отношения к технике как к чему-то нейтральному: . » В самом злом плену у техники, однако, мы оказываемся тогда, когда усматриваем в ней что-то нейтральное. »Хайдеггер ищет пути нового отношения к технике, но этот путь представляется весьма затруднительным. И затруднён он именно тем, что сам Хайдеггер, казалось бы обрубает, все альтернативы, а стало быть и пути поиска этого отношения (позитивное, негативное, нейтральное). Но вместе с тем, ограничивая нас в нашем отношении к технике, он тем самым предполагает другое место для нашей мысли, а именно смену отношения на вопрошание. Он призывает не к размышлению, а задает вопрос. »Наш путь- путь мысли. Все пути мысли более или менее ощутимым образом загадочно ведут через язык.- Мы ставим вопрос о технике и хотели бы тем самым подготовить возможность свободного отношения к ней.» Так вопрос о технике помогает «прояснить отношение к ее существу».Задача того или иного отношения к технике сменяется задачей вопрошания её сути. Хайдеггер видит решающий фактор техники не в действии, но в «раскрытии

Этим Хайдеггер, по-видимому, предвосхищает тезис о выходе постава . Именно в поставе выразится существо современной техники. Но постав мыслится Хайдеггером как нынешняя историческая форма раскрытия вызова бытия как посыла судьбы. «А судьба — это постановка всего на тот или иной путь раскрытия потаённости.» Строго говоря, истиное соотношение постава и бытия в хайдеггеровской онтологии весьма многомерно. Так потаённое обязательно ждёт своего раскрытия и должно быть раскрыто. Неприсутствие есть намёк на присутствие и уже самим этим уготовано к раскрытию. Второе: постав — это лишь историческая форма, которую принимает само бытие в наше время. Хайдеггер всегда видит за поставом бытие, призывая и нас к этому. Именно в этом смысл его призыва к вопрошанию сути техники то есть прозрению в ней определённой исторической формы бытия. Подведу итог второму. Для нас важно, что постав у Хайдеггера понимается как подчинённая форма по отношению к самому бытию. Эти и некоторые другие обстоятельства онтологии Хайдеггера связаны с уже указанной мной одной непреодолимостью для его мысли, а именно идущей от традиции сплавленности присутствия с бытием. Хайдеггер отчасти преодолевает эту замкнутость, поставив вопрос о техники, тем самым поместив её в область присутствия. Но он не поставил другого вопроса будущей эпохи: вопроса о бытии, составленного в одном из модусов сокрытия. И поэтому техники, то есть постав выведенный в зону присутствия как правящий им, сам в свою очередь правится бытием. Бытие вытеснено из присутствия поставом, но ещё не обрело нового своего места и ищет его. Эти, если так можно выразиться, «коллизии» бытия в онтологии «позднего» Хайдеггера обретают центральное значение и являются определяющими.

Второе обстоятельство, о котором должно быть сказано, это то, что потаённое обязательно ждёт своего раскрытия в присутствии. Хайдеггер видит решающий фактор техники не в действии, но в «раскрытии». Это опять же связано с совмещением в философии Хайдеггера неприсутствия с отсутствием. Различая же их на должном уровне, можно легко убедиться в том, что неприсутствие столь же намекает на присутствие, сколь и на само отсутствие. В нём эти моменты уравновешены, а перекос в том или ином отношении ведёт к искажениям. В свете всего сказанного вопрос об отношении к технике всё ещё актуален.

Призывы Хайдеггера во многом ещё не услышаны. Но в то же время существует тенденция в отношении к технике, которая особенно усиливается в наши дни. Если на первых порах отношение к современной технике покоилось прежде всего на том, что её оценивали с позиций «хорошо-плохо», то позже пришло новое отношение, которое по сути дела отношением уже не является, потому что правится вторым модусом сокрытия . Суть его в следующем: «Любить или бояться технику глупо, потому что она по сути дела нейтральна (не полезна и не вредна), она лишь средство в руках человека. И то, будет ли она вредить нам или помогать, зависит от того, сумеем ли мы правильно управлять этим средством (тем насколько хорошо мы владеем им).» Причём надёжная опора для такого овладения видится в рассчитывании и исчислении техники. Этим мы достигаем, с одной стороны, регламентации каждого шага техники, а с другой стороны, оберегаем себя от случайностей с её стороны.

Проект отношения к технике иллюстрирует то катастрофическое положение, которое сложилось во взаимоотношениях человека и техники.

Главная беда в том, что само наше отношение к технике технично. Мы подходим к ней с позиций исчисляющего разума, и в этом техника полностью овладевает нами. Техника захватывает само наше существо. Подлинное же отношение к технике возможно только тогда, когда мы откроем наше Dasein для её сущности. А сущность техники, как опять же верно усматривал Хайдеггер, не есть нечто техническое. То есть сама сущность техники, вышедшая в нашу открытость, указывает нам путь нового отношения к себе, отношения, которое не технично.

Такое отношение подготавливается вопрошанием и осуществляется в доверии как в вверении своего существа своей судьбе, господствующей в век техники в виде постава. Только такое отношение даёт человеку возможность не растерять подлинности своего бытия перед лицом современной техники. В доверии мы вновь обретаем тайну техники как неисчислимой хранительницы присутствия таким образом главное в начале пути, это не исчислять технику.

Но на каких путях возможно такое обращение нашего существа к доверю к технике? Наиболее вероятной мне представляется гипотеза, в силу которой возможным выходом в открытость существу техники для нас окажется решение о передаче расчитывающей функции самой технике. Я здесь имею в виду, что кибернетическое исчисление заменит человеческое. Техника должна рассчитывать сама себя.

Нужно дать возможность технике самой исчислять себя, это как раз и значит вернуть технику её существу. Мы, одержимые своей безудержной страстью к овладению, до сих пор всё время пытались отнять у техники её существо (пытались овладеть техникой). И самым циничным образом выставляли эту тенденцию под видом того, что это наоборот мы пытаемся уберечь себя от захваченности техникой. Но как раз в этом случае (как опять же справедливо замечает Хайдеггер) мы всё больше и больше захватывались техникой. Пытаясь узурпировать существо современной техники, мы постепенно растеряли своё. Лишь два существенных желания движут человеком в техническую эпоху — страсть к овладению и страсть к исчислению (просчитыванию всего). Второе как следствие первого.

Обратив свою мысль на такое положение дел, мы увидим, что эти желания, поработившие нас, покоятся на поставе как сущности современной техники. Так порой незаметно для себя мы, не желая оказаться в плену у техники, стремимся отнять у неё её существо, но напротив, становимся порабощёнными им и теряем своё.

Наша беда в том, что в своём отношении к технике мы не ищем осуществления своего существа, а забываем его. Мы не учимся любить, заботиться и доверять технике. Мы стремимся овладеть ею. Но не отдаём себе отчёта в том, что в этом случае, наоборот, техника овладевает нами.

Мы забываем главное, а именно то, что если мы своим бытием не стоим в своём существе и не выводим его в открытость, то мы теряем это существо, теряем самих себя, предаём забвению своё Dasein ради овладения техникой. Как я уже сказал, возвращение человеку его существа и обретение им подлинного отношения к технике возможно главным образом на пути доверия к её сути. Возможны наверное и другие пути, но именно доверие позволяет нам здесь (как и везде) избавиться от страсти к исчислению (будь то исчисление языка или техники). Помимо прочего, доверию свойственно принятие постава как своей судьбы, как пути раскрытия тайны, а через это — свободное отношение к нему. Доверие вместе с тем впервые только и возвращает технику истинному её существу. А вернуть что-либо его существу значит, по Хайдеггеру, спасти это нечто среди опасности забвения и неподлинности . Человеку суждено спасти технику или погибнуть самому. В этом скрыта вся глубина великой судьбы, уготованной нам поставом.

Таким образом, как уже отмечалось ранее, путь к доверию технике ведёт через вопрошание её сущности, которое только и подготавливает свободное отношение к ней. А на этом принятии себя как своей судьбы строится доверие.

Доверие возвращает человека его существу. Путь его долог, ведь, как известно, самый длинный путь — это путь к себе.

Итак наше свободное отношение к технике будет только тогда, когда откроется наше Dasein для сущности техники. «Встав вровень с этой сущностью, мы сумеем охватить техническое в его границах». Сущность техники Хайдеггер определяет следующим образом: всякое (техническое) произведение «выводит из потаенности в открытость». Именно это «событие произведения» греки именовали словом «алетейя». Сущность техники расположена в области, где «сбывается» алетейя, где светится истина. Современная техника — тоже раскрытие потаенного. Но у нее есть специфическая — и опасная — особенность: «Царящее в современной технике раскрытие потаенности есть производство, ставящее перед природой неслыханное требование быть поставщиком энергии. «. Например, на Рейне поставлена гидроэлектростанция. Но она «не встроена в реку так, как встроен старый деревянный мост, веками связывавший один берег с другим. Скорее река встроена в электростанцию».

Сущность техники Хайдеггер определяет через слово «постав», который означает особый «вызов» — человек сосредотачивается на «поставлении того, что выходит из потаенности, в качестве состоящего-в-наличии. Постав становится миссией человека». Но это влечет за собой крайнюю опасность, ибо втянутость в непрерывное «поставляющее производство» «толкает человека на риск отказа от своей свободной сущности».

Если Хайдеггер и видит надежду на сдерживание опасностей, исходящих от современной техники, то эта надежда связана скорее не с самим техническим деланием. Мыслитель апеллирует к тому, что словом «техне» у греков обозначались не только техника, но и изящные искусства. И поэтому Хайдеггер считает спасительным обращение вовне техники, например к искусству или к философскому размышлению. Но Хайдеггер высказывает эту, по-видимому, утопическую надежду без всякой уверенности. «Дано ли искусству осуществить эту высшую возможность своего существа среди крайней опасности, никто не в силах знать. Но мы вправе ужаснуться. Чему? Возможности другого: того, что повсюду утвердится неистовая техническая гонка, пока однажды, пронизав собою все техническое, существо техники не укоренится на месте события истины». Итак, Хайдеггер снова вспоминает о кардинальном понятии «ужас», над которым он размышлял еще в «Бытии и времени», в данном случае придавая ему позитивное значение в деле возможного разрешения «бедственного положения» современного человечества. Ужас, надеется Хайдеггер, может повернуть мысль человека к самому бытию, к самим вещам.

1.Хайдеггер М. Вещь \\ Хайдеггер М. Время и бытие. М.,1993.С.316-326.

2.Хайдеггер М. Вопрос о технике \\ Там же.С.221-238.

3.Быстрова Т.Ю. Введение в философию дизайна. Екатеринбург 2001.

Источник