«Красивые деревни красиво горят»: путешествие за край войны
Говорят, что лучшие художественные произведения о войне и боевых конфликтах появляются спустя время. Зачастую — спустя долгое время. Так было, например, с классическим романом «Война и мир». И так же, но с куда меньшим временным интервалом, — с советской лейтенантской прозой. При этом её авторы – Юрий Бондарев, Григорий Бакланов, Василь Быков, Константин Воробьёв – сами прошли войну. В кинематографе существует ещё больше примеров того, как события осмысляются спустя время, — тема войны вообще очень популярна у продюсеров и режиссёров. В прошлом году, к примеру, на «Оскар» номинировалась лента Сэма Мендеса «1917», сделанная точно компьютерная игра и детально погружающая зрителей в Первую мировую.
Впрочем, бывают и исключения. Одно из них – и очень яркое — сербская лента «Красивые деревни красиво горят». Фильм рассказывает о боснийской войне, и снимался он во время её событий: там, где ещё недавно велись сражения. Это тот случай, когда режиссёру Срджану Драгоевичу (ранее он снял суперкассовую ленту «Мы не ангелы») удалось, конечно, не осмыслить войну во всей её убийственно-пугающей полноте, но уловить, что называется, нерв противостояния и частично запечатлеть метафизику бойни.
C. Драгоевич, 1996
Мы видим, что война – это рваная, кровоточащая рана, имеющая логичные причины, но в жерле своём, в своем течении — абсолютно безумная и нелогичная. Она точно гигантская дьявольская воронка, непрерывно расширяющаяся и засасывающая в себя всё новых жертв. Последнее слово – ключевое. В конечном итоге жертвы здесь все — даже герои, потому что нельзя быть кем-то другим в чем-то глубоко противоестественном и больном.
И рваный монтаж картины (который некоторые отчего-то назвали недостатком) с его постоянными флешбэками — перемещениями во времени и пространстве — очень точно усиливает изначальный месседж. Здесь бьют осколочными, ранят случайно, здесь фарс соседствует с трагедией, а шутки бросают гранатами не потому, что хотят пошутить, а потому, что страшно.
C. Драгоевич, 1996
Отсюда и название ленты. «Красивые деревни красиво горят» — фраза, брошенная солдатами, наблюдающими, как горит уничтоженное ими село. Фраза, отсылающая к роману «Путешествие на край ночи» Луи-Фердинанда Селина. Это произведение весьма повлияло на режиссёра Драгоевича – и, действительно, в «Красивых деревнях» у французского автора взята не только реплика и дух, но и тот патологоанатомический цинизм, который парадоксальным образом лишь и может привести если не к милосердию, то к сострадательному смирению.
Разбирая ленту Драгоевича, я неслучайно столь много говорю о книгах. Срджан и сам, прежде всего, поэт, а уже потом режиссёр. Но есть и ещё одна причина. В своё время Викентий Вересаев, говоря об известной повести Леонида Андреева, заявил следующее:
«Мы читали ”Красный смех” под гром орудий и взрывы снарядов — и смеялись. Упущена самая страшная и самая спасительная особенность человека — способность ко всему привыкать. Это произведение большого художника-неврастеника, больно и страстно переживающего войну через газетные корреспонденции о ней».
Безусловно, взгляд Драгоевича в «Красивых деревнях» – это взгляд гражданского. Однако, пожалуй, он как раз-таки и не упускает особенности человека ко всему привыкать. В определённый момент герои начинают совершать чудовищные действия именно по привычке: зло превращается в обыденность и банальность. И определить мотивацию поступков со временем в принципе становится невозможным.
C. Драгоевич, 1996
Вот и состав отряда сербских воинов, застрявших в туннеле во время сражения, столь разнообразен. Здесь и наркоман Спиди, ищущий излечения, и вор Велья, идущий в армию вместо брата, и сербский патриот Вилюшка, вечно рассказывающий о величие своего народа, и офицер Югославской народной армии Гвозден, пробежавший 350 километров, чтобы присутствовать на похоронах Тито, и школьный учитель Петар, собирающий не трофеи, а книги в сожжённых деревнях, и доверчивый семьянин Лаза, отправившийся защищать отечество после репортажа по телевизору. Они все очень разные, у каждого свои причины очутиться на бойне, но уже она – кровавая дыра — уравнивает всех, обесценивая не только мотивы, но и личности.
Хотя изначально каждый шёл на войну ради спасения, в том или ином роде. Спиди думал, что соскочит с наркотиков. Петар сражается за высокие идеалы, — хотя они сильно отличаются от тех, которые исповедует Вилюшка. Велья спасает младшего брата. Все руководствуются благими намерениями. И тем хуже. Ведь несчастья и проблемы начинаются именно тогда, когда представления одного и другого сталкиваются. И у каждого своя правота – беда в том, что она, как писал Бродский, разделяет пуще греха.
C. Драгоевич, 1996
Показателен тут спор между Вельей, бандиствовавшим в Западной Европе, и Гвозденом, офицером ЮНА. Второй говорит о чести, на что первый, точно из огнемёта, разряжает гневную тираду о том, почему элиты во главе с Тито не думали о чести раньше, когда жировали на американские доллары, забирая себе лучшие автомобили и девок. И заметьте: спор идёт между теми, кто сражается на одной стороне.
Конечно же, домешивается и конфликт поколений. Герои регулярно хулят то старших, то младших. Ценностный конфликт отцов и детей, к примеру, отлично показан в эпизоде, когда во время близости двух людей среднего возраста по радио сообщают о смерти Йосипа Броз Тито. И женщина – учительница, которой позднее, во время войны, уготована чудовищная судьба – начинает плакать: «Как нам жить без него дальше?». А вслед за ней рыдает и мужчина. А вот два мальчика, боснийский мусульманин Халиль и серб Милан, вокруг дружбы и войны которых и строится сюжет ленты, понимают, что заплакать надо, — но не получается. Следует замечательный диалог: «Плачь первый. — А мне нечем».
C. Драгоевич, 1996
Противоречий становится больше, когда сталкиваются идеалы уже двух противоборствующих сторон. Гвозден ведёт перепалку с боснийским капитаном Муслимовичем, с которым ещё недавно учился в одной офицерской школе. И вот тут начинается уже не просто конфликт, а бойня. Режиссёр намеренно показывает её гротескно, потому что в основе её – абсурд, имеющий, правда, реальные основания. Вроде фильма ужасов, в котором материализуются призраки.
C. Драгоевич, 1996
Откуда они взялись? Из ада прошлого, как и в случае говорящего названия «Андеграунд» — фильма уже Эмира Кусутрицы. Персонажи «Красивых деревень» солидную часть сюжета проводят под землёй – они зажаты боснийскими солдатами в туннеле (так — «Туннель» — называется и документальная повесть, на которой и основан фильм). И в отличие от Кустурицы – я сейчас сугубо об игре символов – у Драгоевича есть шанс на примирение. Режиссёр вскользь являет его зрителю, когда, например, четник Вилюшка выходит на свет, и его не убивают сразу. Соратники радостно кричат «ушли, боснийцы ушли!», но тут же следует расстрел (причём с евангельскими аллюзиями).
Но прошлое может быть и спасительно. Ведь не способен выстрелить Милан в свою бывшую учительницу, которую боснийцы отправляют к сербам в туннель, предварительно измучив и, возможно, нашпиговав взрывчаткой. Не способен. А делает это четник Вилюшка, который сам затем идёт на верную смерть.
Сам туннель – убойный символ. Этот «Туннель братства и единства» был построен в 1971 году. Вот только что-то пошло не так, и на открытии, перерезая ленточку, Тито поранил себе палец. Кровь — очевидный в своём символизме кадр — брызнула на лицо юной пионерки.
C. Драгоевич, 1996
Из таких аллюзий, символов – и, прежде всего, бессердечной сатиры — во многом и состоит лента, оттого трактовать ее можно по-разному. Как у Трифонова, если помните:
«Вот этого не понимаю: красные да белые, мракобесы да ангелы. И никого посерёдке. А посерёдке-то все. И от мрака, и от бесов, и от ангелов в каждом…».
Потому критики очень по-разному отнеслись к ленте с точки зрения именно идеологии (и хорошо!). Одни заявили, что Драгоевич играет на стороне боснийцев и Запада (к тому же сам режиссёр не раз критиковал Милошевича, а потом, во время бомбардировок, убрался из Белграда в США). А другие, наоборот, заявили, что фильм «фашистский» и очевидно просербский. Впрочем, возмутились и патриоты (есть чему), но удар Драгоевич нанёс и по либералам. Чего только стоит сцена в больнице, где пёстрые активисты распевают ленноновскую «Дайте миру шанс», а когда раненый в ответ затягивает сербскую патриотическую песню времён Первой мировой, сбивают его с ног.
Фокус ведь в том, что всё это существование зиждется на очень непрочном фундаменте – на зыбком прошлом, бесконечно и бесстыдно трактуемом. Оно полнится красивыми лозунгами и грязными делами, а потому полыхнуть может в любой момент. И вот тогда живые, как писал Стивенсон, позавидуют мёртвым, а те, в свою очередь, станут насмехаться на ними.
C. Драгоевич, 1996
Ведь кто живёт в туннеле? Русский переводчик даёт очень неточное слово — речь то о великане, то о чёрте. Но в оригинале Дрекавац. Кто этой такой? Вот несколько версий. В южнославянской мифологии — человек-нежить, ночью выходящий из могилы и преследующий людей. Или – что уж совсем рядом с духом фильма — некрещёный ребёнок-нежить, опять же восставший из могилы и преследующий своих родителей. Послания очевидны. Но сколько таких существ из потустороннего мира, восстающих из прошлого, бродят по миру сейчас? Имя им легион. И в Донбассе, и в Нагорном Карабахе, и в Нигерии, и даже в США и Европе. Повсюду.
C. Драгоевич, 1996
Тем ценнее, что в «Красивых деревнях» Драгоевич показал не только реальную кровь, но и патологическую потусторонность происходящего. И она подчас куда страшнее того, что показывают нам в документальных хрониках.
Подписка на новости
Подпишись, чтобы получать на почту уведомления о новых статьях
Источник
Красивые деревни красиво горят / Лепа села лепо горе, Югославия, 1996
— Красивое село и горит красиво. А уродливое — даже когда горит, все равно уродливо.
Югославский фильм о гражданской войне в Боснии, снятый в 1995 году, когда конфликт еще продолжался, представляет собой попытку осознать, что же произошло со страной и прежде единым народом, отчего друзья, соседи, родственники в одночасье превратились в заклятых врагов. Много черного-пречерного юмора и своеобразных шуток, призванных показать бессмысленность и абсурдность этой (да и любой) войны. Но кино, несмотря на это, исключительно мрачное.
Действие происходит параллельно в нескольких временных слоях:
В Белградском военном госпитале лежат раненые солдаты Республики Сербской («Ну и что, что вы сербы? Здесь вы все — иностранцы»). Через их воспоминания зритель поочередно узнает прыдысторию всех героев — кем они были до войны, как судьба занесла их в армию непризнанной республики, и как они оказались в разрушенном тоннеле имени Дружбы и Единства, откуда не всем было суждено вернуться.
Казалось бы, причем тут конфедератский флаг? Как выяснилось, очень даже причем. 
Помимо прочего, фильм содержит множество колоритных персонажей. Вот, например, четник по кличке «Вилка». Каждому встречному толкает речугу на тему, «Мы, сербы — самый культурный народ Европы. Мы уже пользовались вилками, когда всякие там немцы с французами жрали свинину грязными немытыми руками.»
«Профессор». Бывший школьный учитель, подавшийся в ополчение. 
Американская журналистка, случайно попавшая в окружение вместе с сербскими бойцами.
Представители миссии ООН.
«Эй, черномазенький! Продай тачку, а! Чего-чего? А, нехристь, чтоб тебя. «
«Сербия до Токио!». Вообще-то изначально это была шутка, но потом — вполне себе лозунг националистов (не в буквальном смысле, но все же).
Особо выделена история двух лучших друзей — серба Милана и мусульманина Халила, оказавшихся по разные стороны фронта.
1992 год.
«- Слушай, братан, а война-то будет, как думаешь?
— Да какая война. Ну вот смотри: я — серб, ты — мусульманин. Ну и что, неужто мы с тобой воевать будем? Тебе самому-то не смешно. «
1971 г. Торжественная церемония открытия тоннеля Дружбы и Единства.
Капитан. Человек другого поколения, бывший офицер ЮНА, бывший коммунистический активист.
И самый красивый кадр фильма:
Источник